Арктическая повесть Нины Демме. Часть 2

Окончание. Начало в публикации от 27 апреля.

Первая в мире женщина-полярница Нина Демме (1902-1977) родилась в Костроме. Этот факт общеизвестен. Однако мало кто знает, где обрела свой покой отважная исследовательница Севера. Долгие годы она жила Ленинграде, но всегда считала себя костромичкой, часто сюда приезжала. Здесь у нее были подруги, друзья комсомольской юности, родственники. Они и выполнили последнюю волю Нины Петровны, похоронив ее в родном городе... Мы разыскали родственников Демме и узнали у них о жизни знаменитой полярницы.


Далекое - близко

Найти родственников первой полярницы было непросто. Архивисты, у которых наводила справки, о них не знали. Помогла одна маленькая зацепка - нечетко написанная фамилия под документом, касающимся Демме. И - ура! - поиск дал результат. «Да, - подтвердила на другом конце провода Ирина Яновна Водзинская, - я - племянница Нины Петровны». Но каково было удивление, когда на следующий день, зайдя в ближайшее от редакции турагентство, неожиданно услышала от сотрудницы фирмы Аси: «Это вы вчера звонили моей бабушке - Ирине Яновне?» Удивительно: искала, искала, а родственница Демме, оказывается, работает по соседству. «Ну, это же Кострома!», - принято в таких случаях говорить в нашем городе.

И вот мы в их уютном доме на Мясницкой. Чудесные люди, одухотворенные лица, необыкновенная доброта и душевность. Здесь помнят и любят Нину Петровну. Посреди комнаты - ее старинное кресло-качалка, на стенах картины, которые когда-то украшали ленинградскую комнату в коммуналке - неплохая копия васнецовской «Алёнушки», слегка потемневший от времени натюрморт с цветами и большой портрет их прежней владелицы в северном одеянии работы художника Дм. Беляева...

«Я родилась в Иркутске, но мама совсем маленькой привезла меня к своим родным, - рассказывает Ирина Яновна, - и с этого раннего возраста Нина Петровна меня удочерила. Я всю жизнь числилась ее дочерью, хотя на самом деле у Ниночки не было детей. Нину Петровну мы все звали Ниночкой. Мы с ней были очень близки, она мне была даже ближе мамы, и содержание, и воспитание мое - всё было на ней. Когда она возвращалась из экспедиций, в первую очередь приезжала в Кострому, останавливалась в родовом доме на Пастуховской».

В питерской коммуналке

В Ленинграде Нина Петровна жила в районе станции «Технологический институт» ул. Бронницкая, 146, кв. 10. Сейчас там общежитие. А тогда это был типичный питерский дом с двором-колодцем, черным ходом и парадным. Коммуналка на шесть соседей, большой общий холл, кухня с шестью столами, посредине - огромная плита. «У Нины была большая комната, - говорит И.Я. Водзинская, - но значительную часть ее занимал рояль, на полу лежала шкура белого медведя, которого она убила на Севере. Мы, когда приезжали в гости, спали на полу, под роялем».

Нина Петровна все время была за пишущей машинкой - работала, писала воспоминания, дневники. Что с ними стало, Ирина Яновна не знает: «Когда Нина умерла, нам с сестрой дали неделю, чтобы освободить комнату. Нам было тяжело все сделать. У нее под роялем стоял большой сундук, в нем была Большая Советская энциклопедия и какие-то документы, их не разобрали, так они там и остались...

Любовь, комсомол и весна

О своей личной жизни Нина Петровна в автобиографии почти ничего не сообщила. Только о самых первых, робких и светлых чувствах. Коля Сорокин! Первая любовь Нины, хоть она и не хотела в этом признаваться. Он учился в техническом училище, был в числе первых комсомольцев Костромы.

«С Николаем Петровичем Сорокиным у нас были отношения весьма оригинальные, - вспоминала Демме, - может быть, потому, что мои многочисленные братья вечно поддразнивали нас с подругами, - у нас установились враждебные отношения ко всей мужской молодежи. Мы не хотели примириться с тем, что детство кончилось, и были убеждены, что любовь - низменное чувство, «порабощающее женщину», и стойко держались особняком. Николай Петрович был старше меня и умней, и это крайне раздражало. Встречаясь, мы бесконечно спорили, причем свидания происходили на березе во дворе против окон дома. Соседи, проходя мимо, роняли: «Ну, вороны слетелись на ночлег! Только вороны будут спать, а эти - каркать до утра...» На рассвете мама открывала окно и говорила: «Молодежь, что вы все спорите!.. И что за место вы выбрали для разговоров? Нина, всегда что-нибудь придумаешь!» Последний раз мы виделись с Колей на Волге. Была сильная гроза, и плот, на котором мы сидели, оборвало и понесло вниз по реке. Думала ли я тогда, что Колю впоследствии убьет молнией?..»

Личное дело

«Какая у нее была личная жизнь, если она всю жизнь ездила по зимовкам? - говорит Ирина Яновна. - Ниночка не больно-то распространялась о своих мужьях. Знаю лишь, что она четыре раза была замужем. Ее мужей звали Ганя, Ваня, Петя и Володя. Про Ганю она вообще ничего не говорила, я даже не знаю его полное имя. С Петром они долго жили, я его прекрасно помню. Владимир должен был ехать в Сибирь после окончания академии, но Нина с ним не поехала, она выбрала работу». Юлия Сергеевна, дочь И.Я. Водзинской: «Я тоже помню Петра - высокий, стройный, интересный. Он был моряк, а познакомились они вроде бы в Прибалтике. Нина Петровна мечтала о детях, но не получилось. Очень любила детей и всех детей родственников у себя на юге привечала». А Ваня - это, предположительно, Иван Маркелович Иванов, известный полярник, отец актрисы Людмилы Ивановой, всем известной профсоюзной активистки Шурочки из «Служебного романа». В статьях о той знаменитой зимовке 1929-го как в советской, так и в зарубежной прессе Иванов назван мужем Нины Демме. А в анкете, которая хранится в архиве Арктического и антарктического института, пишет один из исследователей, Ниной Петровной указано: «Муж - студент Гидрографического института Скворцов Петр Гаврилович». Не тот ли это таинственный Ганя, ведь это может быть и не имя, а домашнее прозвище? Родственники не знают.

А Отто Юльевич Шмидт был просто другом Нины Петровны. И влюблен он был - чисто платонически - в родную сестру Нины Юлию, маму Ирины Яновны, та была красивой, обаятельной женщиной, многим нравилась, работала в Ленинграде на кондитерской фабрике.

«Змеиные припеки»

Рассказывает Юлия Водзинская: «Когда Нина Петровна ушла на пенсию, ей разрешили купить дачу в любом месте побережья Черного моря. У нее были простуженные легкие, как она говорила: «Бронхи подморожены». Много мест посмотрела, и, наконец, выбрала между Сочи и Туапсе - остановка Волконская, Монахова поляна. Там было домов семь в ту пору». Когда-то давно тут стоял монастырь, сохранились лишь развалины. И воды там не было - во время Кавказской войны, покидая места, горцы забили колодцы конским волосом, и вода ушла навсегда. Ее приходилось носить из родника, что был у моря.

Нина Петровна построила в этом полудиком месте дачу: дом-мазанка, беседка, сад, разбитый террасами на скале. Называла ее «Змеиные припеки», потому что, когда сюда идешь, - вдоль тропы змейки-желтопузики греются на солнце. «Она вложила в этот участок и свои знания биолога, и свой труд, - говорит Юлия, - это у нее было в генах - ее отец любил землю, у него был великолепный розарий. И Нина, всю жизнь прожившая, как она сама говорила, в белом безмолвии, обожала цветы. У нее там росли даже черные розы. Как-то она прислала нам фотографию: выпал снег, и на белом фоне - черная роза... А вот полевые цветы она не разрешала приносить на дачу, чтоб не было сорняков. В саду у нее все было продуманно: росли орехи, сливы разных сортов, инжир, гранаты, черешня, алыча. Самой ей немного надо было, она все раздавала. Более доброго и бескорыстного человека я не встречала! Там же все заросшее, так она выстригла кусты, и открылся чудесный живописный вид на железную дорогу, горы, море - мы это место называли «Горизонты». В честь близких она сажала кипарисы и пальмы, так и говорила: «Под папиным кипарисом». Многие костромичи тут побывали. Кому не хватило места в доме, жили в палатках в саду, спали в гамаках. Она засадила участок лавром, и все матрасы набивала лаврушкой. Какие они фитонциды выделяли! Потому мы такие были крепкие и здоровые, а кожа чистая. Как сладко спалось после купанья на этих мягких перинах! А какие у нее там были сердечные друзья, равные ей по доброте! Она вообще притягивала к себе хороших людей... После смерти Нины Петровны ее друзья как бы по наследству достались нам, это были удивительные люди! Мама продержала дачу Нины Петровны еще лет 20. А потом нас попросили оттуда: «Вы в Костроме живете, тут не прописаны, эта земля -наша!» Сейчас сад уничтожен, кипарисы вырублены. Все дома рядом заброшены, кроме одного. Хоть это первая линия у моря, но там не селятся, потому что никто не знает, как подвести воду».

Особой цивилизации там никогда не было, добираться до дачи приходилось «козьими тропами». Но это и нравилось Нине Петровне. Здесь было приволье, простор, свобода! По саду, который все звали Эдемом, когда не было гостей, ходила нагишом, в одном переднике. С улицы из-за густой зелени ничего не видно. А если кто придет, -перед входом - колокольчик, чтоб хозяйка успела одеться. И плавала всегда голая - берег тут пустынный, никого в округе нет. А морские просторы - столь же бескрайни, как у любимой ею скалы Рубини Рок. Юг оказался таким же завораживающим, как и Север. Хотя когда-то она писала: «...когда товарищи звали меня снова на юг, я им отвечала: «...шелест лишайников в северных скалах милей мне цветущих долин юга»...

Жизнь в деталях

Родственники Нины Петровны рассказали о некоторых удивительных фактах из ее биографии.

Оказывается, Демме с юности страдала от порока сердца. И, зная это, ездила покорять Север. «Когда я спрашивала,  как же медкомиссия ее пропускала, -говорит И.Я. Водзинская, - она отвечала: «Да какая у нас там комиссия! Я сама не обращала на это внимание и их внимание на этом не акцентировала». А иной раз попросит: «Ирочка, послушай у меня сердце! Скрипит?» Оно, действительно, работало с надрывом. И когда она в море далеко заплывала, где уже дельфины плещутся, душа болела за нее: «Ниночка, поскорее возвращайся !» «Нина Петровна всегда была очень своевольная, - считает И.Я. Водзинская, - лидер везде и всюду - и в детстве, с подругами, и в зрелые годы. Это была Нинка, которой боже упаси сказать что-то поперек. Все равно она все сделает по-своему! И при этом она была мягкая, добрая, чуткая. Как-то в колодец упал крохотный цыпленок, она полезла за ним, спасла, выходила: посадила себе за пазуху, согревала и все приговаривала: «Миленький, хорошенький!»

«Север наложил отпечаток на ее облик, - говорит Юлия Водзинская, - в зрелости она даже стала похожа на коренных жителей тех мест. Когда к нам приходят в гости, многие спрашивают, глядя на портрет Нины Петровны: «А это что у вас за якут?»

Нина Демме была настоящей бессребреницей. Когда продали родительский дом на Пастуховской, она все деньги отдала сестре Юлии, потому что та осталась без жилплощади.

Демме спала мало, четыре часа в сутки ей вполне хватало.
У нее были шикарные косы, она смазывала их... машинным маслом. Лишь в старости подстриглась.

Никогда не курила, отрицательно относилась к алкоголю, вообще была очень женственная. Не была большой модницей, но нарядные платья и костюмы носила. Не лишена была элегантности. Грубое слово из ее уст не воспринималось. Ирина Яновна рассказала: «Как-то Нина Петровна печатала. У нас был О.Ю. Шмидт. У Нины Петровны что-то не заладилось, и она ругнулась. Нина, сестра моя, укоризненно: «Нин, ты что?» А Отто Юльевич: «Ниночка, не слушай! Мало ли что говорит Нина, когда печатает!» Эта фраза стала нашей домашней цитатой».

Она очень серьезно относилась к своей работе, даже в мелочах была щепетильна, если это касалось дела. «Как-то писала ей письмо и сделала грамматическую ошибку. Она: «Ирочка, будь грамотной! Нигде не допускай ошибок! Потому что я из-за такой дурацкой ошибки чуть ни лишилась диссертации». Это я запомнила на всю жизнь», - рассказывает Ирина Яновна. Несмотря на больное сердце, Демме была крепкой: на зимовке все мужчины переболели, она осталась здоровой. «Меня всегда просила, - говорит Юлия Сергеевна, - купи желтую пасту «Лесной бальзам», чтоб не было видно, что у нее белоснежные зубы, а то говорят, что они вставные».

Нина Петровна хорошо рисовала: все рисунки северных птиц в ее диссертации - выполнены ею. И даже писала маслом: сохранилась небольшая картина 1930 года - собственный силуэт среди льдов Земли Франца Иосифа. Коллекционировала картины. У нее было много хороших работ. Огромную картину «Диоген и Александр Македонский», которую купила в плохом состоянии, сама отреставрировала. Родственники после смерти Н.П. Демме продали эту работу за приличные деньги. Демме спасла семью от испанки. Приехала в Кострому, когда тут была страшная эпидемия. Скручивала вату, мочила в марганцовке, зажигала, обрабатывала помещения. «Так мы спаслись, - уверена Ирина Яновна, - а в войну присылала нам рыбий жир, который помог выжить».

И Нина, и ее сестра Юлия великолепно пели. Нина Петровна сама сочиняла музыку, прекрасно играла на рояле, была творчески одаренной личностью.

Еще она придумывала замечательные сказки. «Когда на даче много детей собиралось, она рассказывала нам по вечерам в беседке удивительные истории, -вспоминает Ю.С. Водзинская, - это была фантазия напополам с реальной, сегодняшней жизнью. Там в необычных, экзотических странах жили дети, куклы, животные, которых спасали. Она почему-то всегда говорила про Индонезию, про страну, в которой никогда не бывала. И песню эту, популярную тогда, очень любила: «Морями теплыми омытая, веками древними покрытая, страна родная Индонезия, в сердцах любовь к тебе храним...» Нина Петровна идет с моря и эту песню поет - издалека слышно».

Дочь твоя, Кострома

"Она умерла от флегмоны - в больнице делали укол и занесли инфекцию, - говорит Ирина Яновна, - а положили ее туда с сердцем. Мы с сестрой Ниной целый год ездили к ней попеременно - она уезжала, я приезжала. И вот сестра уехала в четверг вечером, а я должна была в пятницу приехать. Я собиралась Ниночку в Кострому перевезти, взяла теплую одежду, договорилась в больнице, что моя приятельница - врач будет ее сопровождать в дороге... Приезжаю, а мне говорят: «Нины больше нет...»" Ее повезли на перевязку, и в лифте сердце остановилось...

«Кремировали Нину Петровну в Питере, потом в Костроме отпевали, хоть она и не была верующей, - рассказала И.Я. Водзинская, - вынесли урну, мороз был страшный. Людей пришло немного - ее друзья по комсомолу, Варвара Григорьевна Сорокина, кто-то из обкома ВЛКСМ... Но когда я обратилась в горисполком с просьбой выделить мрамору на памятник, отказали. Хлопотала и друг семьи Г.П. Зеленцова: «Это же такая знаменитая женщина!» Ходила везде, но безрезультатно. Я б и сама купила мрамор, но тогда ничего не достать было. Просили хотя бы отдать надгробие, которое было на могиле нашего деда, как раз тогда ликвидировали кладбище, где он был похоронен, и памятники обтачивали и использовали вторично. Эти плиты потом во многих дворах валялись. Но нам и этого не позволили...» Не очень-то добра бывает Кострома к людям, которые ее прославили. Похоронили Нину Демме на кладбище у аэропорта, недалеко от храма. Но кроме родных, на этой могиле мало кто бывает...

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВА

Фото из архива семьи Водзинских

Материалы по теме: