Арктический дизайн ждет своих инвесторов

Ненецкий аргиш (караван). Экспедиция в Ярсалинский р-н, ЯНАО. Фото: А.Рогова., 2016 г.

Школа Северного дизайна и Уральский государственный архитектурно-художественный университет при поддержке Российского научного фонда в онлайн-формате открывает в апреле международную выставку «Арктика созидает / Arctic Makes». Основная тема выставки – повседневная изобретательность жителей Арктики/Севера, а  также трактовка северной/арктической среды как арт-объекта и провоцирующего на творчество ландшафта. Экспозиция состоит из 20 работ, 7 из которых – в видео-формате. Участники – художники, дизайнеры, преподаватели и студенты из США, Канады, Норвегии, Финляндии, Нидерландов, Германии, а также из российских городов Мурманска, Ижевска, Сыктывкара и Екатеринбурга. Также в апреле Школа Северного дизайна запускает сайт «Арктический дизайн», а в мае выпускает монографию/учебное пособие по дизайну транспортных средств для условий северного бездорожья
Светлана Кравчук, кандидат искусствоведения, заведующая инновационно-творческой лабораторией Уральского государственного архитектурно-художественного университета, является руководителем проекта «Арктический дизайн» (2017-2020) – комплексного исследования образа жизни в условиях Крайнего Севера, поддержанного Российским научным фондом. 

p1.jpg


Светлана Кравчук на открытии выставки «Скользящий транспорт: история идей», в Уральском Центре развития дизайна. Фото: С. Крылов, 2018 г.

Светлана Геннадьевна, откуда у вас интерес к промышленному дизайну? 

Я поступила на факультет промышленного дизайна в то время Уральской государственной архитектурно-художественной академии в 2001 году, в 2005 – в магистратуру. Это была первая экспериментальная магистратура дизайна в России, и она открылась на базе студии дизайна для экстремальной среды. И тогда еще не было четкого понимания о том, кто такой магистр дизайна, что он должен уметь, и главное, как таких магистров готовить. И это представление стал формировать мой научный руководитель, а теперь коллега по научно-исследовательской работе Николай Петрович Гарин. Он занимался северной тематикой с конца 1970-х годов и за это время провел множество студенческих научно-исследовательских экспедиций в районы Северного, Приполярного и Полярного Урала, Западной Сибири, полуострова Гыданский и Ямал. К моменту открытия магистратуры у него уже были накоплены значительные наработки в виде полевых материалов, а также студийных проектов транспорта, снаряжения и мобильных жилищ для условий Севера. И наш первый набор магистратуры оказался в интересной ситуации: перед нами стояла задача не спроектировать очередной вездеход или палатку, а провести дизайн-исследование, в основе которого должно быть полевое исследование, экспедиция, то есть обязательная поездка, в ходе которой мы должны были «понюхать Север, попробовать его на вкус». В дальнейшем, в процессе исследований мы уже разбились по специализациям, исходя из личных предпочтений: одежда, жилище, транспорт. 
В академии, а теперь университете я окончила еще аспирантуру. В 2011 году защитила кандидатскую. С 2011 по 2015 год работала научным сотрудником (постдоком) в Университете Аалто, Финляндия. С конца 2015 года работаю научным сотрудником в УрГАХУ.

exp2.jpg


Закат в Байдарацкой тундре, ЯНАО. Фото: Эскудейро Н., 2013 г.

Вы говорите о севере.  О каком конкретно? 

За время студенчества это – Ханты-Мансийский автономный округ, Полярный Урал, Ямал. В моей дальнейшей работе – это и Кольский полуостров, и Финляндия, и страны Скандинавии. Также некоторым из нашего коллектива удалось побывать на Чукотке, в Якутии. 

p2.jpg


Николай Гарин в Уральском Центре развития дизайна. Фото: С. Крылов, 2018 г.

«Почти сорок лет назад, во времена иной идеологии и небывалой студенческой пассионарности, зародилась — нет, еще не Школа Северного Дизайна, но профессиональная дизайнерская любознательность, интерес к северным регионам нашей страны. А произошло это на волне широкой популярности туристического движения». Н. Гарин

Как проходили ваши экспедиции? Давайте представим одну из них. 

Наши экспедиции строились и строятся по плану классических этнографических экспедиций. Приезжаем в какое-то сообщество, живем внутри сообщества неделю, десять дней, две недели, иногда месяц. В зависимости от сроков и от финансирования. Происходит погружение в среду, общение с представителями этноса, наблюдение их жизни. Также, с учетом нашей профессиональной специфики, формат этнографического поля дополняется художественным пленэром: для этого у нас всегда есть с собой необходимые материалы, мы делаем зарисовки, наброски, а также у нас всегда с собою техника для фото-, видео-фиксации. В задачи экспедиций входит подробный анализ образцов материальной культуры изучаемого сообщества – проводятся зарисовки, замеры, разбор узлов, изучение свойств материалов и т.д.

exp14.jpg


Александра Раева на пленэре в п. Пожва, Пермский край. Фото: Фионова М., 2019 г.

При этом исследование вещей заключается не только в разборе их внешних свойств и характеристик, изучаются так же легенды и мифы, связанные с ними. Тем самым в процессе анализа закладываются предпосылки для проектирования не «извне», а «изнутри» – то есть с учетом не только набора внешних физических факторов, но и культурного контекста производства и функционирования вещей. 
Из таких экспедиций мы привозим большое количество визуальных материалов, которые затем – еще практические «сырыми», необработанными – представляем на выставках в университете.  

p3.jpg


Студенты на занятиях в студии дизайна для экстремальной среды. Фото: М. Гостяева, 2017 г.

«И студенты с головой окунулись в удивительную, заново открытую культуру народов Крайнего Севера, забыв о спортивной составляющей похода, переключились на профессиональные интересы. Походы стали именоваться студенческими научно-исследовательскими экспедициями. В результате — выставки, конференции, публикации, курсовые и дипломные работы. Позже — магистерские и кандидатские диссертации». Н. Гарин

Светлана Геннадьевна, если мы говорим об этнографии, то подразумеваем встречу с этносом. 

Да, конечно. У нас всегда был интерес к коренному населению северных территорий. Мы для себя представителей этих сообществ позиционируем как носителей знаний адаптации к условиям севера. И наша задача состоит в том, чтобы  изучить, как их адаптационный опыт зафиксирован в материальной культуре: предметах, одежде, жилище, средствах транспорта. А изучив, думаем, как эти знания, этот опыт можно применить в проектировании вещей для пришлого населения, чтобы им, в идеале, было тепло, уютно, комфортно в условиях, которые для них по умолчанию агрессивные, экстремальные, враждебные. 

exp6.jpg


Изучение кроя мужской одежды, п. Горно-Князевск, ЯНАО. Фото: Кравчук С., 2013 г.

Если говорить об этносах, то помню, как в первый раз в 2006 году мы ездили в маленькую хантыйскую деревню, там жили только ханты. Одна большая семья. Мы с ними провели большую часть времени. 
Ездили и к ненцам, и к смешанным сообществам: кольским саамам и коми-ижемцам, чукчам, саамам шведским и норвежским и тем, что живут на территории Финляндии. Мы выезжали и за пределы страны: Север, он хоть и разделен государственными границами, но, в принципе, един и одинаково не изведан. Для себя внутри студии мы обозначаем это единство и неизвестность названием «Планета Север».  

Выше вы сказали, что в ходе исследований разбились по узким направлениям: одежда, жилище, транспорт. Чему вы отдали предпочтение? 

Транспорту. Я выбрала транспорт, мне показалось это близким, особенно после того, как я сама побывала на севере и на собственном опыте поняла выражение антрополога Елены Лярской «Север – это то, где расписание транспорта перестает иметь смысл».

Транспорт? Ну, если условно взять эвенков, какой у них может быть транспорт?  Что представляет интерес? 

exp10.jpg


Александра Рогова в экспедиции, Ярсалинский р-н, ЯНАО. Фото: Перевалова Е., 2016 г.

Эвенки – это охотники-оленеводы. И очень интересно, что они используют седла при езде верхом на  оленях. Особенно в контексте того, что нас особенно интересуют кочевники, кочевой и полукочевой образ жизни. У кочевников материальная культура сведена к минимуму необходимого и достаточного количества вещей. 
Если взять эвенков, то интересно, что они часть пути во время миграции проходят пешком. А свои вещи перекладывают на оленей. Есть, конечно, у них и скользящий транспорт: лыжи, причем разных типов, для разных сезонов. И повседневная обувь у них – это тоже транспортное средство, она идеально приспособлена для долгих пеших переходов. Говоря о том или ином средстве и способе передвижения, мы подразумеваем цепочку различных транспортных средств – целую транспортную систему. 

Вы анализируете эту транспортную систему, а впоследствии, как результат анализа используете в своих работах?

Например, делаем вывод, что есть конкретная территория, и на ней сложились паттерны мобильности. В частности, что в определенное время года на такой-то территории, в такую-то погоду лучше идти пешком, а в другое время здесь необходимо использовать вездеходный (полозный, колесный) транспорт, который должен двигаться с определенной скоростью. Объясню на примере ненцев-оленеводов, передвигающихся на нарте. Нарта имеет определенную скорость, и за время движения нарты оленевод успевает осмотреть территорию, примечает особенности: состояние пастбища (куда направить стадо), охотничьи возможности, таяние снега или иные изменение ландшафта, и так далее.

exp5.jpg


Зарисовки нарты. Пленэр в в Байдарацкой тундре, ЯНАО. Фото: Кравчук С., 2013 г.

Оленевод все это успевает считывать за время движения нарты. К скорости нарты добавляются ветровые характеристики. Оленевод едет, и его одежда идеально защищает именно на этой скорости. Если он пересаживается на снегоход, то сразу возникает другой обдув ветра, другая скорость. Там уже эта самая одежда может не справиться. К тому же оленевод уже не считывает окружающую обстановку так детально и может не заметить какой-нибудь провал в снегу. В итоге может случиться авария. Много разных нюансов. И наша задача состоит в том, чтобы проанализировать эти сложившиеся особенности, и на их основе спрогнозировать, предложить «идеальную модель» передвижения на конкретной территории. Это мы называем адресным подходом.   

Каким образом,  ваши исследования могут отразиться на популярной сегодня для севера туристической отрасли?

У нас есть проекты апробации для пришлого населения, к которому как раз и относятся туристы. И здесь мы разрабатываем не только и не столько транспортные средства или особое снаряжение, но предлагаем иной образ жизни – то есть позиционируем путешествие на Север как высадку на другую планету. А чтобы там чувствовать себя комфортно – нормально дышать, двигаться, да еще и полноценно воспринимать происходящее вокруг, будь то красоты природы или уникальная культура местного населения, – мы предлагаем целостный «модуль жизнеобеспечения».

exp7.jpg


Зарисовки и обсуждения в чуме. Приуральский р-н, ЯНАО. Фото: Кравчук С., 2013 г.

Это, если пользоваться принятым нами определением, некий набор вещей в определенном количестве и с необходимыми качественными характеристиками, направленными на защиту человека от любых негативных воздействий окружающей среды и создание устойчивого комфорта в данных условиях. Еще одна важная особенность – этот набор вещей дается туристу не сам по себе, а с подробным инструкциями, а точнее – турист с самого начала погружается в некое представление, подробный сценарий которого мы разрабатываем, и внедряем посредством спроектированных нами вещей. Иными словами, мы сценируем каждый день и час его пребывания в путешествии, планируем альтернативные варианты с учетом изменчивости среды и прочих внешних условий. Мы делали такие экспериментальные маршруты по рекам Казым и Тром-Аган (ХМАО), по Полярному и Северному Уралу (хребет Рай-Из и плато Мань-Пупы-Нер).  

exp1.jpg


Студенты в экспедиции на Полярном Урале. Фото: Раева А., 2017 г.

А что вы потом делаете с этими сведениями? Каков их прикладной характер? Попробую угадать: если изобретается какой-то транспорт, то с учетом аккумулированных вами особенностей? 

Да, верно. Мы проводим апробацию на северном туризме, второе направление – это работа в условиях Арктики, когда люди приезжают туда на более длительный период, допустим, трудиться вахтовым методом. И третье направление  – стационарные поселения, создание условий для  постоянного образа жизни. По трем этим категориям дифференцируем свои наработки. Больше всего наша лаборатория и студия сегодня ориентированы на туризм. К тому же мы и сами апробировали именно эту форму пребывания на севере. Наши экспедиции – это тестирование в реальном формате. Едем как туристы и испытываем на себе и факторы среды, и социальные факторы, и культурные моменты. Проверяем их непосредственно в момент погружения в локальное сообщество.

exp15.jpg


Студенты в экспедиции в пос. Пожву, Пермский край. Фото: and in the studio (right; photo by A. Nikiforova)

В Школе Северного Дизайна экспедиции утвердились в качестве основного метода фиксации социальных, культурных, экономических и экологических процессов того или иного региона Севера. Как не навредить природе, сохранить культуру аборигенов и создать комфортные условия для жизнедеятельности пришлым людям, которые все более активно переселяются на Север для постоянного проживания? Отвечая на этот вопрос, студенты анализируют полевые материалы и в своих проектах пытаются опередить время — прогнозируют будущее Севера, его новую культуру.

Есть ли промышленные образцы, выпуск которых основан на ваших изысканиях? 

Нет, но это нас не беспокоит и уж точно не останавливает. Доведение до производства – это не наша профессиональная задача как преподавателей и исследователей и не наша зона ответственности. Возможно, сейчас промышленность не готова. Но когда придет это время (а оно обязательно придет), у нас уже будут наготове конкретные предложения, стратегии, целостное видение. 
Конечно, наши концептуальные предложения будут нуждаться в доработках, чтобы их довести до производства. Индустриальный дизайн – это вообще длительный процесс, особенно, когда дело касается специфического товара, применимого в условиях Севера, где необходим только адресный подход, никакой «массовости», «универсальности».

exp4.jpg


Интервью. Байдарацкая тундра, ЯНАО. Фото: Беляева А., 2013 г.

Несмотря на всю медийную востребованность Севера, реальное производство «новых северных вещей» потребует и времени, и инвестиций, а также информированности и готовности «людей, принимающих решения». Например, у нас была серия инициативных проектов, где мы попытались применить данные, полученные в экспедициях, для разработки «модуля жизнеобеспечения» арктических войск: концептуального снаряжения, укрытий и транспортных средств. Представляли проект на выставках, знакомили с ним военных специалистов, но дальше условного интереса дело не пошло. Концерн Калашникова интересовался нашими разработками, но пока тоже все осталось на уровне интереса.  

Светлана Геннадьевна, вы преподаете или только занимаетесь научной деятельностью?

Я главным образом исследователь, но также преподаю в магистратуре на кафедре промышленного дизайна, которая уже на протяжении многих лет является одной из самых популярных в нашем университете (я и сама выпускница этой кафедры).

exp8.jpg


Беляева с авкой – домашним олененком. Экспедиция в Приуральский р-н, ЯНАО. Фото: Кравчук С., 2013 г.

На фоне этой популярности северное направление, конечно, не столь заметно, да и само слово «Север» еще пугает студентов. Но я верю, что оно будет развиваться и станет по-настоящему востребованным.

Интервью подготовила Наталья Паэгле