Дневник АПУ — 2019. День второй. Подготовка

 

Участники экспедиции готовятся к первым работам на «Кольском меридиане». Я поговорила с Андреем Безгрешновым, научным сотрудником отдела взаимодействия океана и атмосферы ФГБУ «Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт», который участвует в рейсе «АПУ» во второй раз.

— В чем заключается ваше исследование в рейсе?

— Наша программа предусматривает несколько компонентов. С одной стороны, исследование парниковых газов, в частности двуокись углерода. Специальный прибор измеряет концентрацию СО2 и каждую секунду выдает результат по маршруту нашего следования.

— Какие результаты ожидаете?

— Это просто мониторинговое исследование. Пока концентрация в пределах нормы. От 300 до 400 — это норма. Больше 400 — перебор, это может быть дым от лесных пожаров, либо выброс промышленный. Может быть мощный циклон, который с промышленных районов несет воздух. Когда участвовал в рейсе и шли вдоль берегов Сибири, то отслеживали пожары. В тот год сильно горела тайга, был заметен шлейф: 300-320, потом 370-400. И было видно, что циркуляция воздуха шла с Сибири.

— То есть это просто фиксация?

— Да, отслеживание, мониторинг текущего состояния. Чтобы знать, что происходит, надо знать текущее состояние конкретно. Не просто прикидывать, что через два года СО2 вырастит на пять процентов, может на пять, может на семь, может на три. И это от многого зависит, например, кто знал, что не будет промышленности в современной России, и за десять лет уровень загрязняющих веществ снизится в разы. Сейчас догоняем, но еще не догнали до советских времен.

— А почему именно здесь решили исследовать СО2?

— Это комплексная программа, то есть в любой возможный момент времени.

— То есть вам надо отработать максимум точек?

— Естественно, но здесь хорошее место, потому что идет перенос циклонов с Атлантики, Европы, и они попадают в Баренцево море.

Другое наше направление — мониторинг солнечной радиации. Солнечная радиация — это видимый свет, диапазон которого от 380 до 3 000 нанометров. Атмосфера отрезает большую часть ультрафиолета.

— Если солнечная радиация меняется, о чем это говорит?

— Увеличивается облачность, может слегка уменьшаться прозрачность атмосферы из-за выбросов аэрозолей с промышленных районов. Вариации солнечной активности не очень велики, но мы не можем их зафиксировать.

— А здесь какая солнечная радиация?

— Мы за полярным кругом уже, поэтому здесь начинается уже период полярного дня. Солнце ходит по кругу, опускается немного над горизонтом, поднимается. Еще здесь высокие широты, поэтому солнце достаточно низко над горизонтом висит, выше 30 градусов не поднимается. С одной стороны, света здесь избыток, но с другой стороны, лето здесь характеризуется повышенной влажностью, то есть часто повторяющейся облачностью, и поэтому она может гасить 60 процентов солнечного света. Если в ясную погоду поступает приблизительно 500 ватт на квадратный метр, то в пасмурную погоду — 100 — 150 ватт. В пасмурную погоду доходит до поверхности около 20 процентов.

Третья часть нашего исследования — гидрооптика — проникновение видимого солнечного света вглубь моря, определение прозрачности воды, определение затухания.

— Чем меньше видимого света, тем меньше его попадает в воду, а СО2 в этой цепочке какое место занимает?

— СО2 — это один из парниковых газов, парниковые газы имеют полосу пропускания. Если брать спектр, то в какой-то полосе он поглощает, в какой-то не поглощает. Полоса пропускания углекислого газа пропускает видимый свет, но поглощает инфракрасный свет, то есть тепловую энергию. Получается, что солнце светит беспрепятственно, нагревает поверхность земли, воды, но отдачи длинноволновой (то есть тепловой) радиации в космос, чтобы соблюдался баланс, не происходит, а происходит нагрев парниковых газов, и они отдают тепло обратно на землю. Это и называется эффектом парника — свет проходит, но тепло обратно не выходит. Получается дисбаланс. Отсюда — рост температуры и потепление.

Рост средних температур связывают с индустриальной революцией, использованием углеводородного сырья. Рост промышленности, энергетика, транспорт, мощное производство стали — крупные источники СО2.

— Электромобили могут снизить выбросы СО2?

— Тут вопрос непростой. Электромобили надо заряжать. Это энергию надо генерировать. Если использовать зеленую энергетику, атомные станции, то они дают гораздо меньше выбросов, даже переход на газовые станции улучшит ситуацию. Еще неприятный момент электромобилей — это производство батареек. Изготовление их требует минералов, литий, например. Следовательно, нужна утилизация, без которой может происходить заражение огромных территорий. Проблема остается, либо нужно новое открытие в энергетике, либо получать водород, что требует огромного количества энергии.

Общепризнано мнение — отказываться от персонального транспорта. Даже если не отказываться от бензинового двигателя, по крайне мере, должен развиваться каршеринг. Не каждый день, а когда надо — поехал. Если можно обойтись без автомобиля, то лучше без него. Развивать общественный транспорт. В Японии, например, ездят на общественном транспорте, и там это не зазорно.

— Сколько у вас в среднем командировок в год?

— Одна, было до трех, в этом году — вторая. В апреле был на Шпицбергене, работал в российском научном центре. Например, в 2008 году было три станции, тогда же предлагали поработать на дрейфующей станции. Это продолжение работ, начатых Папаниным. В Советском Союзе организовывалось до двух — трех станций одновременно.

Дрейфующая станция — это льдина, куда высаживают людей, строят там домики, делают посадочную площадку, работают. В 90-е годы прекратилось. В начале двухтысячных был организован ледовый лагерь, больше с туристическими целями. Отработали там месяцев семь — восемь.

В районе Северного полюса ищется подходящая льдина, ровная и толстая. Высаживают людей либо с судна, либо с самолета.

— Сколько времени вы потом обрабатываете материал с экспедиции?

— Зависит от работы, объема экспедиции. Любая экспедиция дает информацию. Я готовлю информационный отчет, потом через два — три месяца аналитический отчет, но я, правда, экспедиционщик-практик: собираю материал, готовлю отчеты, потом мой руководитель и коллеги дальше его обрабатывают.

— Как организуется дрейфующая станция?

— Для станции ищут ледяное поле, либо большой айсберг, ледовый остров, другими словами, если его не выносит в Гренландское море, то может существовать десятилетиями. Размеры ледового поля — до 10 км.

— А толщина?

— Поле подбирается до двух — трех метров толщиной, сейчас очень сложно найти такой, много тает. В летний период — полтора — два метра, неравномерный и это часто сморози полей, что менее надежно: по границам могут разломаться. Поэтому лет пять назад отказались от высадок людей на дрейфующий лед, потому что в принципе последние две — три станции не отрабатывали полный срок, приходилось заниматься экстренной эвакуацией в любых условиях.

Сейчас переместили работу на наземные базы, мыс Баранова, например. Сейчас разрабатывается концепция — строится ледостойкая платформа «Северный полюс», автономное судно с ограниченной скоростью, движением и ледопроходимостью, но устойчивая к сжатию льдом.

В экспедиции «Трансарктика 2019 — первый этап» проводилась апробация такого способа работы. Было использовано судно «Академик Трешников». Он ушел из Петербурга в район Земли Франца-Иосифа, нашли льдину, встали, развернули базу.

— Что нужно, чтобы эта экспедиция для вас удалась?

— План экспедиции есть…погода хорошая, чтобы спокойно работать. Каждая экспедиция уникальна, но сама экспедиционная работа для меня — это просто работа, уже 44 экспедиция по счету. В принципе неудачная экспедиция — это плохая подготовка. Все естественные трудности преодолимы, но если человек подготовлен, то работу сделает. Вопрос только в организации и подготовке. Не моя фраза: в критической ситуации человек не поднимается до уровня своих возможностей, а опускается на уровень своей подготовки. Это так. Если человек подготовлен, то он может действовать в кризисных условиях.