Миллионы лет назад, когда климат Арктики по нашим современным понятиям был курортным, значительную часть нынешней Европейской России покрывали моря. Именно этим морям мы обязаны тем, что до сих пор даже в Москве и Подмосковье, изученным вдоль и поперек, можно найти окаменелые останки древних моллюсков, в том числе вымерших головоногих. Таких как аммониты, например. Название своё они получили благодаря раковине, закрученной в несколько оборотов. Кому-то из учёных она напомнила рога древнеегипетского божества Амона. Доктор геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник Института геологии РАН Михаил Рогов всю свою сознательную жизнь посвятил этим забавным ископаемым.
В карты с динозаврами
— В семь лет я попал в больницу. Чтобы как-то развлечь меня, мама принесла набор открыток "Из глубины веков", посвящённый мезозою. С динозаврами, аммонитами, ихтиозаврами и прочей ископаемой живностью, — вспоминает Михаил. — Правда, в первые дни мы с ребятами в палате пытались этими открытками играть в карты. Правила простые: чем больше и свирепее на вид динозавр, тем сильнее "карта".
С тех пор, как говорит Михаил, тема древности его увлекла. Дома он нашёл несколько интересных книжек. В том числе роскошный альбом Зденека Буриана. Это знаменитый чешский реконструктор, рисовавший ландшафты и персонажей доисторических эпох. Думается, наука палеонтология ему обязана многими своими нынешними адептами.
— Во втором классе мы с приятелями пытались найти какие-то окаменелости в ближайшем к нашей даче карьере. Для кого-то просто песок, а для меня — морена, остатки ледниковых отложений. Мы искали обломки белемнитов, брахиопод и прочих окаменелостей. И находили. Хотя научной ценности они, конечно, не представляли, но для начинающих палеонтологов это же полноценные трофеи!
Счастливый человек — тот, кто как можно раньше найдёт своё призвание. После первых экспедиций на ближайший карьер был палеонтологический кружок при Московской городской станции юных натуралистов. На первое занятие Миша попал, разумеется, совершенно случайно. Зато сам геологический факультет уже точно был закономерностью. Все курсовые работы Михаил посвятил своим любимым аммонитам.
Аммониты: красота и польза
А они удивительные. Во-первых, красивые — благодаря своей форме. Кстати, в некоторые исторические периоды раковины окончательно не закручивались в спираль, потому напоминали, скорее, трубку классических телефонов.
— Коллекционеры буквально охотятся за аммонитами, — говорит Михаил Рогов. — Иногда из них делают украшения. Особенно, если окаменелости замещены пиритом, "золотом дураков". Увы, такие природные украшения недолговечны. Пирит быстро разлагается на гидроксид железа и серную кислоту и со временем превращается в серую пыль. Так были утрачены многие уникальные окаменелости.
Вторая особенность аммонитов — размеры.
Верхнеюрские аммониты, найденные на р. Унжа (Костромская область). Фото: Дмитрий Киселёв
— Известно более 11 тысяч видов аммонитов, раковины которых обычно достигали 10 см в диаметре, — продолжает учёный. — Но были среди них и совсем миниатюрные, выраставшие только до 5 мм, и гиганты в метр-два. Последние достаточно редки. Даже полуметровые аммониты встречаются нечасто, не говоря уже о настоящих великанах. 20 лет назад новозеландский палеонтолог Грэйм Стевенс подсчитал, что во всем мире найдено всего 26 аммонитов с более чем метровой раковиной.
Раковина аммонитов была разделена на несколько своеобразных камер, ближайшая к устью была жилой. Длина жилой камеры варьировалась от половины до двух оборотов. Остальные использовались для перемещения: моллюск выделял газ, заставлявший "домик" всплывать.
Наконец, аммониты очень интересны с точки зрения собственно научных исследований.
— В любом палеонтологическом объекте можно найти что-то интересное и важное, — свидетельствует Михаил Рогов. — Аммониты — это одна из быстро эволюционировавших групп морских организмов позднего палеозоя и мезозоя. Их высокое разнообразие открывает перед нами множество биологических признаков, за которые можно уцепиться и что-то понять.
Многое зависит от цели исследования. Часто аммониты помогают учёным уточнить возраст отложений. Есть находки, которые интересны с точки зрения биологии этих вымерших организмов: как они жили, что делали, кто их ел, кого они ели. Попадаются организмы с необычными структурами, с отпечатками мускулов, со следами прижизненных повреждений, даже залеченных.
— Есть экземпляры, которые можно со всех сторон изучать, и всё будет польза, — резюмирует Михаил.
Прекрасная обнажённость
Аммониты и изучение последовательности формирования осадочных пород заставляли Михаила Рогова в разное время ехать на Русскую плиту, в бассейн Печоры, на Приполярный Урал, Восточный Таймыр, в Хатангскую впадину и на Анабарскую губу, в низовья Лены, в Крым и Азербайджан.
В свою первую реальную экспедицию Михаил отправился после третьего курса университета. Обычная, в общем-то, практика для студента-геолога, но вкус поездок в далёкие места молодой исследователь ощутил сполна.
В экспедиции на реке Половинной (север Сибири). Фото: Михаил Рогов
Путь лежал в Якутию. Конечная точка — в районе бассейна реки Индигирки, совсем недалеко от Оймякона, знаменитого Полюса холода. Правда, дело было в августе. Но резко континентальный климат давал о себе знать. Утром за пределами палатки лежал лёд, а днём температура повышалась до +25 градусов.
Но по-настоящему экстремальной была экспедиция на Шпицберген в 2007 году. Рогов уже защитил кандидатскую (на тему своих любимых аммонитов, разумеется) и работал научным сотрудником Геологического института РАН.
Мыс Фестнинген. Шпицберген. Фото: Михаил Рогов
— Там очень красивая природа. И весьма интересная для исследователей, — отмечает Михаил. — Архипелаг расположен в районе 78-го градуса северной широты. В отличие от наших разрезов в Сибири, древесной растительности там нет в принципе. Даже карликовых берёз нет — травка, мох. Прекрасная обнажённость даёт возможность наблюдателю, даже проплывающему вдоль берегов или пролетающему на самолёте, представить, что есть на той или иной горе.
Река Фестнинген. Шпицберген. Фото: Михаил Рогов
На Шпицбергене выходят отложения от докембрия (возрастом более одного миллиарда лет) до современных. Разные и по возрасту, и по структуре. Есть, например, горизонтально залегающие слои палеозойской эры и смятые в дикие складки слои, относящиеся к верхнему мезозою. Обнажённость и легкодоступность Шпицбергена делают его очень привлекательным для учёных.
Разлом. Шпицберген. Фото: Дмитрий Зыков
— Первое место, куда ведут туристов в Лонгйире (административный центр архипелага), — могила, расположенная прямо над ним. Здесь похоронена туристка, которая неудачно встретилась с медведем, — рассказывает Михаил. — Человек с карабином или пистолетом, идущий по посёлку, — нормальное зрелище. Разве что в банк и к губернатору с оружием не пускают. А вот если ты без ствола окажешься за пределами Лонгйира, то можешь схлопотать нешуточный штраф. Медведи на Шпицбергене встречаются везде…
Когда Рогов и два его коллеги отправились на маршрут, им выдали три карабина, три ракетницы и ещё специальные сигнальные ракеты, которые устанавливаются вокруг палатки.
— Однажды мы вместе с другим учёным отправились исследовать разрез, а третий наш коллега остался у палатки, — вспоминает Михаил. — И вот уже вечером, под лучами незаходящего в тех широтах августовского солнца, мы спускаемся с горы и слышим выстрелы. Подходим ближе, видим картину: наш товарищ стоит на крыше охотничьего домика недалеко от нашего "бивака". В одной руке у него карабин, в другой — видеокамера. А возле палатки, где мы ночевали, накручивает круги белый медведь.
А где-то рядом бродит белый медведь. Фото: Андрей Гужиков
Стрелять в него нельзя — зверь краснокнижный, можно только пугать. Мишка пугался неохотно, но всё же спустя какое-то время ушёл. Правда, недалеко: мы его ещё долго наблюдали. Ну и каждую ночь с тех пор свою палатку караулили по очереди. И более внимательно, чем раньше, осматривались вокруг. На Шпицбергене каждый год либо медведь кого-то задерёт, либо человек зверя подстрелит. Год назад, весной 2020-го, в кемпинге недалеко от аэропорта медведь убил человека. По иронии судьбы, это был менеджер по охране белых медведей…
По словам Михаила Рогова, в результате той экспедиции учёным удалось лучше разобраться с тем, какие аммониты жили на рубеже юрского и мелового периодов на Шпицбергене.
Вообще, любая экспедиция палеонтологов приносит результат. Наша земля — это настоящий музей и непаханое поле для внимательного взгляда исследователя.
— Кроме аммонитов мне регулярно попадается что-то любопытное, — говорит Михаил. — Это могут быть другие окаменелости, остатки позвоночных, вплоть до почти целых скелетов ихтиозавров. Коллеги получают интересный материал для своих исследований.
Очевидное — неочевидное
Геология — неисчерпаемая наука, как, возможно, наука вообще. Михаил Рогов приводит в пример ближайшие окрестности столицы — уж казалось бы, один из наиболее изученных регионов. Изучают строение разрезов и находят окаменелости здесь более 200 лет. Серьёзные исследователи, студенты, любители геологии и палеонтологии.
И тем не менее практически каждый год появляются какие-то уникальные находки.
Михаил Рогов с крупным верхнеюрским аммонитом в руках. Верхнее течение р. Хеты, предгорья плато Путорана. Фото: Евгений Берзон
— Одни вообще никто никогда не видел, другие, возможно, кто-то находил, но по тем или иным причинам не обращал внимания, — говорит Михаил. — А что уж говорить о труднодоступных местах, каких в России много. Новая тенденция — много важных открытий появляется в результате изучения старых музейных коллекций. Кроме того, постоянно появляются современные методы изучения.
Что же это за методы?
К примеру, есть один, о котором слышали почти все, но в применении к медицине. Речь идет о компьютерной томографии.
— Череп ихтиозавра можно поместить в томограф и увидеть детали внутреннего строения, — объясняет Михаил. — Точно так же томограф позволяет видеть детали строения раковин. Раньше, кроме как распилив образец на много маленьких частей, это было невозможно. Сегодня такое сочли бы варварством.
Другое направление лабораторных исследований — разнообразные геохимические методы.
— Они дают возможность, например, определять температуры, при которых жили древнейшие организмы, исходя из изотопного состава кислорода в их раковинах или костях.
Данные в том числе палеонтологии позволяют понять, насколько сильны были колебания климата. Как при этом существовали организмы на суше и на море. Какая разница была между экваториальными и высокоширотными сообществами. Так мы можем восстановить вполне научную картину мира.
Альбская конкреция. Фото предоставлено Михаилом Роговым
Но у потенциальной неисчерпаемости науки есть и одна проблема. Точнее, философский нюанс.
— В геологии практически невозможно делать окончательные утверждения. Что это вот да, было только так и всё, — рассуждает Рогов. — Случается, что учёное сообщество вроде бы признаёт нечто очевидным, а потом появляются какие-то новые данные, многое пересматривается и очевидным становится уже совершенно другое. А прошло всего каких-то три десятилетия. В нашем случае это тем более вероятно, поскольку палеонтология все же наука историческая. Даже прекрасно сохранившаяся раковина или целый скелет какого-нибудь ящера — это не живой организм, а значит, в чём-то неполный. Мы можем реконструировать обстановку, в которой он существовал, но не саму жизнь…
Айвар Валеев