Пещеры допустимо сравнить с Марсом, это такой же малоизученный и малопонятный мир. В России тысячи спелеологов, которые пытаются понять его, совершают открытия, изучают "подземное царство" нашей планеты. Мы пообщались с председателем Совета Российского союза спелеологов Геннадием Самохиным и выяснили, в каких пещерах русским спелеологам нет равных, правда ли, что время под землёй течёт по-другому, и можно ли новую пещеру назвать именем любимой кошки. Обо всём этом и многом другом читайте в интервью.
– Геннадий Викторович, в декабре 2016 года был создан Российский союз спелеологов. Сколько человек в него вступило?
– Официально в Российском союзе спелеологов (РСС) числится около 500 человек, у нас представительства в 46 регионах России. Кроме того, есть так называемые виртуальные спелеологи, их больше трёх тысяч: такие записываются в экспедиции через группы в "ВКонтакте" или другие ресурсы. Плюс ещё научные работники. Любителей пещер в России довольно много.
Российский союз спелеологов – организация, объединяющая людей, которые любят пещеры, работают в них, изучают их, открывают новые и удлиняют уже существующие.
Узнать подробности и при желании вступить в Союз спелеологов можно на официальном сайте организации.
– Сейчас спелеологов больше, чем в советское время?
– Увы, мне кажется, спелеологией сейчас занимаются значительно меньше, чем тогда. Прежде не было такого количества экстремальных видов спорта, а людям хотелось уйти от своих проблем в некую параллельную реальность, и спуск в пещеры для этого подходил как нельзя лучше. Спелеологию поддерживали профсоюзы, благодаря которым при желании можно было даже поехать в экспедицию бесплатно.
Сейчас возможностей гораздо больше, причём многие из них не лишают комфорта. Например, при занятии сноубордингом человек получает свою дозу адреналина, а затем отправляется отдыхать в уютный домик. В пещерах же нужно длительное время находиться при низких температурах, в сырости, холоде, без света. Зато можно утолить жажду открытий.
В университете Симферополя, где я преподаю, действует Крымский горно-спелеологический клуб. Когда туда приходят молодые люди, я рассказываю им, кто такой спелеолог. Он – открыватель новых земель. Площадь страны увеличивается, когда мы открываем новые пещеры: это ведь тоже поверхность. Её никто не учитывает, к сожалению. Но если подумать, то Россия больше, чем мы думаем, и продолжает расширяться. Во время эпохи Великих географических открытий европейцы открывали материки для себя, другим народам они были известны намного раньше. Спелеологи изучают земли, на которые не ступала ничья нога. И мы открываем его для людей, для мира, для науки, фактически и для России. Мы открыватели земли российской. И это здорово!
Нельзя забывать и о товарищеских отношениях в кругу спелеологов. Всегда интересно общаться с единомышленниками, которые живут в разных городах страны, можно приехать друг к другу в гости. Сообщество спелеологов – это своего рода семья.
– Как рождаются названия пещер?
– Иногда меня спрашивают, можно ли назвать пещеру именем любимой кошки. Потенциально, конечно, можно, приоритет первооткрывателям, но мы рекомендуем не давать совсем непонятных названий, а всё-таки учитывать местные традиции либо традиции географов. Есть некие рекомендации, но не 100%. Мы понимаем, что и как можно назвать. Вот один из залов в пещере Красной назвали имени 15-го съезда РГО, который в то время проходил. Замечательно, да? Географическая пещера. В этом году у нас 85 лет факультету географии в Крыму. Мы нашли пещеру и решили дать этой пещере название крымского геофака. По-моему, замечательно увековечить имя нашего факультета
– В итоге все ваши студенты занимаются спелеологией?
– Не все, конечно. Но мы делаем всё возможное, чтобы студенты ходили в пещеры. В частности, у нас в университете есть единственный в России курс "Основы спелеологии и инженерной карстологии". Он достаточно обширный, пятикурсники изучают этот предмет 216 часов.
Но спелеология не ограничивается исследовательскими работами, есть и спортивный аспект. А некоторые отправляются в пещеры, чтобы посмотреть и пофотографировать, – это уже туризм.
– Вы привлекаете только студентов?
– Раньше мы старались не привлекать людей в спелеологию, потому что это наносит вред пещерам. Когда появился РСС, долго совещались, нужно ли менять этот подход. В конце концов решили, что это будет правильно, только непременно надо делать всё грамотно, чтобы не только показать людям пещеры, но и научить правильно себя там вести.
– Насколько высок уровень наших спелеологов?
– У нас очень сильные специалисты. Дело в том, что в разных регионах своя специфика: например, в США нет вертикальных пещер, соответственно, там нет серьёзных вертикальных спелеологов. А Франция и Испания такими пещерами богаты, поэтому там они есть. Но французы и испанцы не очень хорошо умеют работать в лабиринтовых пещерах. У нас же есть самые разные пещеры, поэтому во многих направлениях наши спелеологи одни из ведущих. Кроме того, мы проводим серьёзное обучение: семинары по спасательным работам в пещерах, по подводным спасработам.
– Можно спасти человека в пещере под водой?
– Можно, но такое мало кто умеет делать. Мы обладаем навыками таких спасработ и учим этому других людей. Например, если человек с аквалангом не может перемещаться сам, мы упаковываем его в специальные носилки – гидрокостюм с полной лицевой маской, который застёгивается как конверт.
– Опасная деятельность – изучать пещеры. Люди рискуют во имя спорта или ради науки?
– Мой учитель, родоначальник советской спелеологии профессор Виктор Николаевич Дублянский, говорил, что спелеология – это спорт плюс наука. Разделять их неправильно. Мало того, спелеология ими не ограничивается.
Есть три основные причины, по которым, на мой взгляд, люди отправляются в пещеры. Одни спускаются "пообщаться" с ней, изучить её морфологию, внешнюю форму, происхождение. Другим нравится взаимодействовать с командой, работать в коллективе. Здесь часто случаются экстремальные ситуации, а это хорошая проверка взаимоотношений: так находишь настоящих друзей. Третья категория людей – те, кто отправляется в пещеру побыть наедине с собой. Находясь долгое время под землёй, в темноте, в одиночестве, концентрируешься на своём деле, получаешь адреналин, который помогает познать себя настоящего. Начинаешь размышлять о вещах, о которых не задумывался в городской суете.
– Как ещё пещера влияет на человека?
– На этот счёт проводился ряд исследований и медицинских опытов, результаты очень интересные. Например, француз Мишель Сифр выяснил, что, когда человек находится в пещере, сутки для него удлиняются. По результатам его изысканий провели исследование – действительно, находясь более двух-трёх недель в пещере, человек переходит на 48-часовой жизненный цикл: 36 часов бодрствования и 12 часов сна. Когда мы зависим от солнечного режима, наша норма – 24-часовой суточный цикл, при котором мы спим 8 часов. Экономия времени в пещере составляет 4 часа за два дня, работа получается более эффективной. Эту особенность нашего биоритма удобно использовать в космической или подводной отрасли – в условиях, при которых необязательно соблюдать суточный режим.
Это открытие заинтересовало Космическое агентство США, и исследовательские работы продолжило НАСА. Они длились 1,5 года: всё это время человек провёл один под землёй, без часов. Нажимал кнопочку, когда просыпался и ложился спать, а на поверхности это фиксировали.
"Одним из наиболее важных аспектов моего эксперимента является запись электрической активности мозга во время сна. Это делается с целью определить, насколько сон восстанавливает силы. Поэтому ночью я тремя кабелями подсоединён к прибору, записывающему показания датчиков, которые прикреплены у меня к черепу, подбородку и у глаз. <…>
Мой телефон был присоединён к прибору, который автоматически фиксировал дату и час моего звонка в тот момент, когда я сообщал о своих главных физиологических функциях (пробуждение, еда, естественные отправления, отход ко сну). Каждое сообщение подтверждалось посредством выполнения последовательных тестов".
Мишель Сифр, "В безднах Земли"
Аналогичные исследования проводили и в Советском Союзе. Сейчас, в связи с новым всплеском развития космонавтики, думаю, эксперименты в пещерах становятся особенно важными, потому что эта среда очень схожа с космосом. В данный момент, например, серьёзно изучают Марс. Если там и есть жизнь, то она, скорее всего, сохранилась в пещерах. Возможно, это организмы, которые могут жить без солнечного света – например, за счёт выделений серы. Сила тяжести на планете примерно такая же, как у нас под водой, – известно, что под водой поднять большой предмет намного легче. В наше время в подводных пещерах уже тестируются определённые технологии с целью выяснить, насколько они подойдут для работы на Марсе. И это только один аспект работы с пещерами.
– Какие ещё открытия ждут спелеолога?
– Пещеры сами по себе открывать интересно, в России их ежегодно находят десятки. Мы их фиксируем: заносим в Кадастр пещер России. Сейчас на основании этого кадастра издали цветной Атлас пещер России, это первая полномасштабная монография по карсту за последние 30 лет. Её делали ведущие специалисты России: 800 страниц формата А4, в цвете, со множеством фотографий, подробными описаниями всех аспектов спелеологии – и биоты, и морфологии, и генезиса, и археологии. Издание атласа велось по гранту РГО, под его эгидой.
– А что дальше происходит с открытыми пещерами?
– Если пещера интересная, красивая, её будут посещать либо спортсмены, которым важно спуститься в сложную пещеру, либо учёные, обнаружившие в ней что-то необычное. Иногда, правда, бывает, что мы закрываем пещеру для посещения – это происходит в том случае, если она красивая и легкодоступная. Мы это делаем, потому что, к сожалению, пока мало людей аккуратно относится к пещерам: многие норовят взять на память какой-нибудь сталактит или сталагмит. Внутри он кажется красивым, блестящим, но стоит принести его домой – обычный камень, ничего ценного в нём нет. А пещера в итоге вся разграблена. Увы, таких примеров очень много.
Чтобы этого не происходило, мы пещеры маскируем: составляем описание, фиксируем открытие в кадастре, но координаты в топосъёмке округляем настолько, что их невозможно найти. Например, по обозначению это 45-й градус, 50-я минута, а на местности – плюс-минус пять километров. Если кому-то очень захочется туда сходить, придётся связаться с теми, кто открыл пещеру, и внятно объяснить свою мотивацию, только тогда дадут допуск.
– А другие пещеры как-то защищены?
– Большинство пещер, по крайней мере в Крыму, находится в пределах ООПТ. Для того чтобы их официально посещать, нужно получить разрешение в крымском Министерстве экологии и природных ресурсов. Ничего сложного в этом нет, стандартная процедура.
Мы заключили договор о сотрудничестве между РСС, отделением РГО в Республике Крым и Министерством экологии: делаем совместные экологические, исследовательские проекты. Мы вносим в список всех, кто будет проводить исследования, и отвечаем за этих людей. Кстати, в некоторых странах мира любая пещера априори считается заповедной.
– Много вообще пещер в России?
– По нашим оценкам, их у нас около 6 тыс. При поддержке РГО мы сделали Кадастр пещер России – электронную базу данных. Сейчас в ней около 4,5 тыс. российских пещер, кроме того, мы включили туда пещеры ближнего зарубежья, в частности Западного Кавказа.
Глубочайшая из российских пещер – Горло Барлога в Карачаево-Черкесии, 970 м глубиной. А самая протяжённая пещера в России – Ботовская, находится в Восточной Сибири. Суммарная протяжённость её ходов – 66 743 м. Очень холодная пещера. Я изумился, когда мне рассказали, что для иркутян это "домашняя" пещера: есть там такие суровые ребята, которые постоянно исследуют Ботовскую. У нас в черте Симферополя девять-десять пещер, до всех остальных на полуострове где-то час-полтора езды на машине, и то мы думаем, не далековато ли туда ехать. А у них "домашняя" пещера в 600 км пути по замёрзшей Лене.
Любопытный факт – внутри этой пещеры обнаружили свыше 50 останков пещерных медведей. Эти доисторические звери имели обыкновение там жить, мы иногда находим их останки и зубы в разных пещерах. Бывает, и на другие палеонтологические редкости натыкаемся.
В Башкирии есть Капова пещера, известная наскальными рисунками. Самые древние из них относятся к эпохе позднего палеолита, примерно 36 400 лет назад: тогда на Земли жили кроманьонцы. Более поздним изображениям около 18 000 лет, они были созданы в конце ледникового периода. Стараниями учёных, в частности, из Всероссийского геологического института и РГО, стало известно порядка 200 рисунков и их реликтов. Среди сюжетов доисторической живописи – мамонты, лошади, древнейшее из известных изображений верблюда, а также хижины и геометрические фигуры. В палеолитическом культурном слое исследователи обнаружили глиняную чашечку, которую, по всей видимости, использовали, чтобы готовить и хранить охру – именно ею рисовали первобытные художники.
– Насколько часто доисторические останки встречаются в пещерах?
– В контексте истории, археологии и палеонтологии, пожалуй, довольно часто, ведь пещеры – это естественные депозитарии, в них всё хорошо сохраняется: пещерная глина консервирует. Поэтому у нас много находок, особенно в Восточной Сибири, Крыму, на Урале.
Но действительно уникальные открытия наскальной живописи или нетронутые археологические находки – это всё же редкость. Такое случается, если пещера обвалилась и вход был закрыт до определённого момента. В России к таким находкам относится, в частности, крымская пещера Таврида: в ней были нетронутые костные останки. Из-за этой пещеры даже остановили стройку федерального значения.
– Что же произошло со стройкой?
– Здесь ситуация такая же, как и с археологией. Если строители находят какой-либо артефакт, стройка останавливается: начинаются изыскания, в некоторых случаях могут даже отнять землю.
В ситуации с Тавридой мы понимали, что нам, крымчанам, очень нужна новая трасса: мы задыхались от пробок. С другой стороны, пещеру планировали просто залить бетоном, а этого нельзя было допустить. К счастью, компания, которая занималась стройкой, пошла нам навстречу. Мы с ними провели очень серьёзную работу: сделали топосъёмку, трёхмерную модель, увязали пространство с гидравлической сетью, чтобы проектное решение было максимально грамотным. Это хороший пример сотрудничества учёных, экологов и строителей: нашли и финансы, и возможность сделать объездной путь, эстакаду, потому что для будущего Крыма это очень важно.
Я надеюсь, что однажды это станет нормой: нашли пещеру – остановили стройку, чтобы провести научные изыскания и принять оптимальное решение.
Наталья Мозилова при участии Ольги Ладыгиной
Познакомиться с историей самого Геннадия Самохина можно здесь: Исповедь пещерного человека.