Участница outdoor-слёта рассказала о путешествии на мыс Дежнёва, к древней столице эскимосов Наукан и самому восточному поселению России – Уэлену.
В июле в тундре наступает короткое чукотское лето, и оно так мимолётно, что даже снег на побережьях Тихого и Ледовитого океанов не успевает таять и покрывает вечным белым слоем галечные берега дальнего Востока. Если вам повезло побывать в этих суровых нецивилизованных краях, то уже вряд ли вы сможете забыть их и потом не раз будете томиться от бессонницы, в который раз вспоминая запах тундры.
_mg_7500.jpg
Чукотку нельзя разглядеть с первого раза, и дело тут вовсе не в её величине. Если хочешь понять её, то не стоит торопиться и подгонять события. Нужно лишь время и терпение. Именно поэтому туристов на Чукотке не бывает. Если уж сюда попадает кто на время, то его стоит называть скорее путешественником, то есть тем, о ком особо молятся в христианских храмах. Турист – это человек, который точно знает, когда он вернётся домой и что он делает в конкретном месте, то есть это человек с гарантиями, а на Чукотке такого слова нет. Какие могут быть гарантии, если задержки рейсов в аэропорте идут не на часы, а на дни, а то и на недели? Какие гарантии, если продукты в магазинах появятся не раньше открытия навигации? Человек здесь не главный, он ничего не решает. Здесь полноправно властвует стихия, а разве можно покорить её?
_mg_7398.jpg
Этим летом мне повезло и я и ещё несколько человек из разных городов России приняли участие в outdoor-слёте "Хранители Чукотки" под руководством путешественника Евгения Басова. Нам предстояло посетить места, где за всю историю побывало не так уж и много людей. Это маяк-памятник на мысе Дежнёва, древнее эскимосское поселение Наукан и самое восточное поселение России – Уэлен.
Моё путешествие на Чукотку началось с маленькой старенькой Аннушки, которая должна была вылететь в село Лаврентия. Непривычному жителю мегаполиса этот самолёт покажется странным и даже устрашающим: до последнего момента не верится, что он взлетит. Но пилоты сотворили чудо: прошло не так много времени, как эта тесная изнутри, напоминающая автобус машина поднялась над землёй и уже чуть более чем через час приземлилась в селе Лаврентия.
_mg_7477.jpg
Мы стояли на берегу залива у гаража лодочников в ожидании переправы на другой берег. Неподалёку сушилась только что сделанная байдара из лахтачьей шкуры, а в углу лодочного ангара стояли длинные копья и гарпуны, с помощью которых зверобои добывают китов и прочих морских животных. Технология добычи почти не изменилась с древнейших времён, разве что немного упростилась с появлением моторов. На берегу в беспорядке лежат кости и черепа моржей и стоит густой, солёный запах моря. Этот запах наводит на мысли о трудной жизни людей, связанных с морем. Наверное, не зря чукчи именуют себя "настоящими людьми". Есть в этой борьбе за жизнь человека с природой что-то непостижимое. Что-то, что невозможно понять расслабленному материковому уму, – только почувствовать.
Вечером мы переплыли залив Лаврентия и утром двинулись в путь. Мы шли почти всё время по болоту, впереди всё время безрадостно серел горизонт. Каждый вечер мы изматывались настолько, что падали, приходя на место ночёвки, хотя количество километров, пройденных за день, было ничтожным: иногда чуть более двадцати. Впрочем, в тундре понятие километра полностью меняется. Каждый шаг, сделанный в кочкарной тундре, стоит считать маленьким подвигом. Вечерами мы засыпали под удары капель дождя о палатку, а ночами иногда приходилось просыпаться и слушать, как сильный штормовой ветер грозится сорвать палатку с места.
Мы шли уже несколько дней, когда вдруг на горизонте заблестело море, а в нём синел тяжёлый массив острова Ратманова. Совсем на горизонте голубели берега Аляски. Всего несколько километров холодного Берингова пролива – и ты можешь дотронуться рукой до истории. Что это – Имаклик, Большой Диомид или всё же остров Ратманова? Вы это почувствуете сами.
_mg_7401.jpg
С появлением моря тундра под ногами преобразилась: пропало вязкое болото и появились цветы. Вся тундра цвела! На слое вечной мерзлоты, на гране жизни и смерти, росли жёлтые полярные маки, ярко-синие незабудки… Вместо коричневого и жёлтого под ногами всё было розовое, белое, фиолетовое, синее.
К вечеру мы вышли к берегу. Там на самом краю возвышается скала Сфинкс, а ледяные волны с шумом разбиваются у её подножия. Чуть дальше стоит балок, занесённый внутри снегом. Рядом с ним одиноко торчит китовая челюсть – останки древнего поселения. И тут раньше жили люди. Настоящие и счастливые люди.
Через день после того, как мы ушли с мыса Сфинкс, я стала свидетелем важного события. Стояла ночь, но небо было светлым, в нём не горели звёзды, только густо кустился туман – вечный спутник северной земли. У крутой скалистой сопки стоял красный маяк, старый и очень обшарпанный. Группа уставших и замёрзших людей зачем-то столпилась у входа, и, если приглядеться, то можно было увидеть, что они прибивают к нему табличку, на которой написано, что этот неказистый и старенький маяк охраняется государством. Ещё там написано: "Нет места дороже сердцу, чем Родина. Она помогает не сбиться с пути". Есть шедевры архитектуры, перед которыми склоняют головы все люди мира сего, есть просто красивые места, напечатанные в туристических журналах и на открытках. А чем знаменит этот некрасивый и простой маяк? Он – памятник Семёну Ивановичу Дежнёву, великому путешественнику, который в 1648 году первый прошёл пролив, разделяющий Чукотку и Аляску.
Рядом с маяком есть удивительное место – Наукан. Сегодня не каждый знает, что это такое, и не каждый о нём слышал, а ведь ещё в середине прошлого века здесь, в этих диких местах, подвластных только стихии, жили люди. Вплоть до 1958 года, когда Наукан упразднили, это было самое восточное поселение России. Люди жили в ярангах и соблюдали традиции и обычаи своих дедов. Практически всегда это место заволочено туманом, как будто его хотят скрыть от досужих глаз. В XX веке здесь появилась школа и несколько деревянных домов, в одном из них периодически устраивали танцы.
_mg_7532.jpg
В Наукане всегда было много детей, и они жили счастливо. Если семья оказывалась без кормильца, то ей всегда помогали соседи, а если в яранге оставались сироты, то их не забывали – забирали в свои семьи и воспитывали, как своих. Люди жили в основном за счёт добычи морского зверя, летом собирали травы, ягоды и грибы. А затем вся эта жизнь оборвалась, людей расселили по другим сёлам, а взору редкого человека, чья нога ступит на эти земли, предстанут лишь челюсти гренландского кита, торчащие из земли, каменные кладки яранг и редкие бытовые предметы, забытые прежними хозяевами. В кладки от яранг не принято заходить, будто прежний хозяин может вдруг вернуться и застать нежданного гостя у себя дома. Да и нет в Наукане ощущения брошенности. Всё кажется, что на этот скалистый берег ещё вернутся чукчи и эскимосы, возведут яранги и зажгут костры. А с Берингова пролива будут раздаваться дружные возгласы охотников, добывающих морского зверя в своих кожаных байдарах из лахтачьей кожи.
Материал подготовила Алина Кузнецова