Человек всегда мечтал иметь крылья. А уж как хотелось взглянуть на землю с высоты птичьего полёта учёным-естествоиспытателям прошлого! С завистью смотрели они на парящих высоко в небе орлов, способных свободно проноситься над неприступными скалами, топкими болотами, бурным морем. Потом на помощь географам пришли самолёты и вертолёты, аэрофотосъёмка и дистанционное зондирование планеты. Но даже самые подробные спутниковые снимки не могут решить всех задач, стоящих перед современной наукой. Стремительное развитие технической мысли не так давно подарило исследователям очень полезный инструмент — беспилотные летательные аппараты. Они открывают новые горизонты и дают долгожданное ощущение свободного полёта, но главным в этой связке по-прежнему остаётся человек. О дружбе коптеров и учёных, их совместной работе, трудностях и радостях рассказала Русскому географическому обществу ведущий специалист по работе с БПЛА Центра морских исследований МГУ имени Ломоносова Александра Барымова.
— Александра, коптер — это глаза или крылья современного учёного-естествоиспытателя?
— Это глаза на крыльях. Коптеры в нашей жизни уже почти как компьютеры — ими никого не удивишь, они всем нужны, но всё-таки пока не очень доступны. Однако ещё менее доступны не сами дроны, а места, сцены, которые интересно или полезно снимать. Может быть, поэтому меня так воодушевляет и наполняет радостью моя работа — своими съёмками я могу подарить ощущение полёта и другим людям. И каждый, буквально каждый полёт я благодарю Вселенную за возможность летать, видеть и снимать.
— Какие коптеры сейчас используются учёными, какие полезные для географа нагрузки может нести беспилотник, какие задачи решают с помощью этих устройств?
— От верёвочки, чашки Петри и обычных камер до тепловизоров, лазерных дальномеров, газоанализаторов, мультиспектральных камер, спусковых устройств, магнитометров, манипуляторов. Учёные постоянно что-нибудь новое придумывают. Если говорить именно про географов, то наиболее полезны коптеры, пожалуй, для детального картографирования и мониторинга. Ведь спутники не дают такой потрясающей детальности и регулярности съёмки. А благодаря дронам мы можем и водоросли на литорали отличить по видам, и следить за динамикой нефтяной плёнки на морской воде в режиме онлайн, и подводный рельеф на мелководье рассмотреть, и характерный дрейф айсбергов изучить, и скорости термообразии оценивать хоть каждый день, причём подсчитывая объёмы на трёхмерной модели. Если рассказывать обо всём, то получится очень длинная история. Подробности можно узнать из записей моих лекций.
Нефтяная плёнка на поверхности Байкала. Фото: Александра Барымова
— В чём разница между наземными и воздушными наблюдениями, какие преимущества дают коптеры географу или геологу?
— Дешевле, проще, быстрее. И безопаснее. Помимо того, что просто удобнее не ходить в маршрут, а запустить коптер в разведку, в некоторые места, грубо говоря, в принципе нет возможности попасть. Так, например, мы не можем изучить вертикальный обрыв, дрейфующий айсберг, гору, на которой живёт медведица с детьми. Коптеры тут — наше всё. Ни в коем случае не считаю, что беспилотники стали заменой прямым методам. Нет, сверка обязательно нужна. Но всё-таки дроны сильно экономят наше время, силы и здоровье. Некоторые исследования в принципе невозможно было представить без дронов, они действительно открыли новые горизонты. К примеру, в изучении речных плюмов (масс опреснённой воды в море в устьях рек) мы сделали действительно глобальный прорыв благодаря "крыльям в кармане". Локальная структурная геология, дикие животные и птицы, особенно водоплавающие, — всё туда же. В общем, все исследования, где надо быть уже не человеком, но ещё и не самолётом.
— Какие самые интересные и самые важные работы с помощью коптеров приходилось выполнять вам лично?
— Самым важным, наверное, был поиск источника возгорания в лесу. Одной из самых интересных работ стали съёмки поведения моржей, которые мне посчастливилось сделать в Арктике. Раньше невозможно было наблюдать за этими животными в воде долго и близко, не тревожа их. А сейчас мы получили уникальные кадры, рассказывающие об их взаимодействии, о том, как самки кормят малышей, как моржи спят на воде, организуют охрану, играют. И теперь биологи могут рассказывать об этом в научно-популярных фильмах. Недавно вышел один из них, как раз с этими съёмками. Возможность посмотреть близко на белого медведя — это тоже что-то нереальное. Совсем не то, что в зоопарке. Ты чувствуешь себя гостем, причём незваным, стараешься не помешать, быть незаметным. Медведи — лорды Арктики, их мощь ощущается даже через камеру дрона, хотя сейчас на них бывает грустно смотреть — они довольно тощие и обессилевшие. Последнее, кстати, сложно оценить через бинокль. Дроны полезны в оценке как физического, так и психологического состояния животных.
Лежбище моржей в Арктике. Фото: Александра Барымова
— Трудная ли это работа, бывают ли экстремальные ситуации, с какими трудностями приходится сталкиваться?
— Я бы предпочла отойти от термина "трудная работа". Для меня гораздо труднее разгружать вагоны или быть няней в детском саду. Давайте иначе расставим акценты. К примеру, так: это ответственная и довольно нервная работа. Особенно когда работаешь в Арктике, в суровых для коптеров климатических и магнитных условиях. Каждый полёт — большой риск, на который постоянно идёшь, сжав зубы, ради уникальных кадров или просто потому, что надо. Экстремальные ситуации случаются регулярно: то ветром снесло аппарат, то надо выполнить посадку на движущееся судно, то руки замёрзли так, что ты теряешь контроль над ними и не можешь управлять джойстиками, то какой-нибудь "баг" в коптере, и он перестаёт слушаться. Иногда резко спускается туман, перекрывающий связь между пультом и дроном. И многое другое. Однажды я стояла за пультом голодная, замёрзшая, уставшая после ночной работы, а тут ещё и с коптером в полёте случились проблемы, и надо было срочно возвращать его из моря, сажать на палубу. Я разволновалась, даже стала падать в обморок. Помню, что отключился слух, почти полная темнота в глазах, но джойстики я чувствовала и продолжала лететь. Всё закончилось хорошо, но больше я в плохом самочувствии стараюсь не выходить на полёт.
Дрон поможет вблизи рассмотреть айсберг, похожий на морское чудовище. Фото: Александра Барымова
— А были ли какие-то забавные, весёлые случаи?
— У каждого беспилотника — свой характер. Не смейтесь, так говорят даже настоящие лётчики пилотируемых аппаратов. Так вот, был у меня один коптер — типичная девочка, вся такая нежная, чувствительная, впечатлительная. Однажды она выполняла автоматическую миссию над водой. Не было вообще никаких проблем и помех, но тут под ней вынырнула нерпа, и моя девочка зависла над этим местом, залюбовалась. Ещё был забавным один из страшных случаев. Коптер возвращался с миссии на точку старта, не справился с ветром и разрядился почти в километре от меня. Я в ужасе пошла искать его. Дело было на побережье, и он легко мог сесть в воду и утонуть. Но я нашла его в чужом саду, за забором, мастерски выполнившим "посадку среди посадок" и даже натянутых бельевых верёвок. Хозяев не было, мне пришлось делать подкоп, чтобы забрать своего беднягу. К счастью, забор был просто из сетки и утыкался в галечный пляж, который рыть было легко. После себя я всё поправила! Ещё однажды мы близко подлетели к медвежонку. Он стал купаться в воздушной струе от пропеллеров, валялся на спине и подставлял пузо.
Граница между опреснённой и солёной водой в Чёрном море. Фото: Александра Барымова
— Есть ли у специалистов по работе с коптерами какие-то приметы, традиции, ритуалы?
— Имена даём, разговариваем, гладим, похлопываем дружески, извиняемся, хвалим. Всё — как с любыми другими машинами, я думаю. Люди склонны одушевлять роботов, особенно тех, кто помогает и считается коллегой. Все остальные традиции я назвала бы железными правилами: не летай на холодном аккумуляторе, лишний раз не рискуй, проверь наличие флешки перед взлётом и тому подобное.
— Почему вы выбрали именно это, такое романтичное направление научных исследований?
— Я мультипотенциал — человек разносторонних интересов. И мне кажется, что мои хобби, перерастающие потом в работы, выбирают меня, а я их с готовностью принимаю. Коптеры — это не направление научных исследований, это — метод, один из инструментов познания нашей планеты. Шесть лет назад так получилось, что я оказалась в экспедиции с коптером, а летать на нём никто не умел. Я стала учиться сама, почувствовала огромный потенциал этого метода и новые горизонты, которые он открывает. Это меня очень сильно увлекло, и я не захотела останавливаться. Стала использовать беспилотник в разных направлениях научных исследований, в художественных съёмках, в преподавании. Сначала это было просто научное хобби, выступления на конференциях, потом появился первый заказ от Института океанологии РАН, потом мы в Центре морских исследований МГУ открыли отдел беспилотных летательных аппаратов, стали выполнять коммерческие заказы, идти на риски, быть в чём-то пионерами, снимать для федеральных каналов.
Александра Барымова с пультом управления дроном у Земли Франца-Иосифа
— Как стать специалистом по работе с коптером, какие советы можете дать юным географам, которые захотят пойти по вашим следам?
— Советы, как быть счастливым пилотом, делать прорывы в науке, чувствовать себя реализованным, дать трудно. Это такие сложные вопросы! Советы должны быть такими персонализированными, что я даже не буду пытаться. Как стать специалистом в чём-либо? Брать и делать! Учиться, ошибаться, снова делать. Эффективнее получится, если делать всё это из интереса и из любви к делу. Не ходите по моим следам, топчите свои тропинки, это гораздо увлекательнее! Но если есть конкретные вопросы, можно найти меня в Центре морских исследований МГУ.
Александр Жирнов